Тем временем кэб уже катил по улице прочь. Вот Луис в последний раз махнул из окна рукой (дурацкий жест!), и экипаж скрылся за углом, а Айрис все стояла у двери, обхватив себя за плечи. По ее лицу текли слезы.

«Как жизнь пуста, – она сказала…» – вспомнил Сайлас. Чушь! Он подарит ей радость и счастье.

Айрис осталась совершенно одна. И если так было предопределено свыше, подумал Сайлас, кто он такой, чтобы противиться судьбе?..

***

Впервые за много лет Сайлас бежал. Неуклюже выбрасывая перед собой худые голенастые ноги, он мчался все вперед и вперед, лавируя между леди и франтами, огибая метельщиков и бродячих торговцев. На бегу он задел прилавок торговки фруктами, яркие апельсины запрыгали по мостовой, как мячики, торговка что-то крикнула ему вслед, но Сайлас и не подумал остановиться. Он бежал, как бегают уличные мальчишки, и сердце в груди стучало часто и громко, во рту пересохло, по лицу градом катился соленый пот, но Сайлас ничего этого не замечал. Сейчас он думал только об Айрис – о том, как она пойдет этим же путем, пойдет по его следам. Конечно, несмотря на срочность она не будет бежать, ведь она – леди, но все равно она будет спешить… Она пойдет по этой же улице, мимо этих же домов… Какими они ей покажутся? Что она подумает?

Наконец Сайлас свернул в свой переулок и едва не споткнулся. Раньше он не замечал зеленых пятен плесени на стенах, не замечал, как близко стоят друг к другу покосившиеся, словно готовые рухнуть ему на голову дома, не замечал груд мусора и нечистот, от которых поднимался отвратительный запах. Пожалуй, такая картина может ее напугать. Войдет она в переулок или остановится на углу, гадал Сайлас. Пожалуй, нет – уж очень здесь темно и грязно.

Он еще некоторое время оценивал обстановку, потом поискал взглядом труп спаниеля, но его, должно быть, уже подобрал сборщик костей, чтобы продать на клееварню. В переулке никого не было – ни бродяг, ни оборванных детей, которые изредка прятались здесь от ветра. Со Стрэнда доносился оглушительный шум уличного движения – стучали копыта, ржали лошади, скрежетали по булыжнику железные ободья колес, кричали возницы. За этим шумом, подумал Сайлас, никто и не услышит, если она вскрикнет или станет звать на помощь. Правда, примерно через час закончится рабочий день, распахнутся двери контор и банков и сотни и сотни клерков ринутся по домам, однако никому из них и в голову не придет совать нос в темный и грязный переулок, так что на этот счет можно не беспокоиться. А если кто и заглянет сюда – что ж, Сайлас тоже не будет стоять на месте, и, прежде чем чужие глаза успеют приспособиться к полумраку, он будет уже у себя в лавке.

Да, темнота переулка – его верный союзник. Он и сейчас-то мало что может разобрать – особенно после широкой улицы, где стены домов так и сверкают на солнце. То же самое произойдет и с Айрис, как только она свернет в переулок: в первые секунды она не будет видеть ничего, кроме зеленых и желтых пятен, плавающих перед глазами, и, конечно, не заметит его, прильнувшего к стене за дверным косяком. Этих секунд ему с лихвой хватит, чтобы исполнить задуманное.

Сайлас был уверен, что в доме у него все в порядке, но все же захотел еще раз убедиться – он не упустил ни одной мелочи. Войдя в лавку, он тщательно запер входную дверь, потом поднял оленью шкуру, скрывавшую люк в полу, и попытался представить, как будет тащить к нему неподвижное тело. Айрис была легкой и изящной, и он не сомневался, что сможет нести ее на руках. Если же она сломает лодыжку, когда он будет опускать ее в подвал, это будет только кстати. Со сломанной ногой любая попытка побега, которую она могла бы предпринять (в первое время, о, только в первое время, пока Айрис не узнает его как следует!), была обречена.

От волнения у него вдруг затряслись руки, и Сайлас прикоснулся к флакону с хлороформом, стоявшему на буфете в полной готовности, а потом погладил шершавую кость – бедренную быка, которую собирался использовать вместо дубинки. Скоро… теперь уже совсем скоро. Конец его одиночеству.

Теперь ему нужен был только человек, который написал бы Айрис письмо, но на Стрэнде сидело множество мальчишек-писцов. К их услугам частенько прибегали служащие окрестных контор, которые только притворялись образованными, а на самом деле даже читали с трудом.

Слова, которые следует написать, Сайлас давно обдумал.

– Чего ему было надо?

Мальчишка с пером в руках поднял голову и вытер рукавом нос, но ничего не ответил, и Альби придвинулся ближе. Глядя на аккуратные кривульки на табличке, болтавшейся у мальчишки над головой, он удивился про себя, как эти палочки и петельки могут образовывать слова и как кто-то может в них разобраться.

– Что он просил тебя написать? – требовательно спросил он.

– Кто просил?

– Человек, который только что подходил. В синем сюртуке. – Альби следил за Сайласом весь день и видел, как Луис уехал в кэбе на причал и как после этого Сайлас пришел в сильное возбуждение и начал совершать странные поступки.

– Тебе-то что за дело? – ухмыльнулся мальчишка. Он был одет в вытертый бархатный жилет и соломенное канотье с разлезающимися полями. Демонстративно глядя мимо Альби, он закричал пронзительным голосом, растягивая гласные:

– Письма, прошения, жалобы! Всего пять пенсов! Отличные письма за пять пенсов! – И добавил чуть тише: – Отойди, оборванец, ты отпугиваешь моих клиентов.

– Слушай, ты!.. – прошипел Альби. – Что тебя просил написать мужчина в синем сюртуке? – И он наградил мальчишку-писца своим самым свирепым взглядом. Экий образованный выискался, подумалось ему. Сидит здесь кум королю, а сам-то ничем не лучше него, Альби.

Но взглядами мальчишку было не пронять, и Альби схватил со складного столика, где лежало несколько придавленных камнем листов пергамента и бумаги, бутылочку с чернилами. Выдернув пробку, он выплеснул часть чернил на мостовую.

– Эй, отдай! – заволновался писец. – Знаешь, сколько это стоит? Десять шиллингов!..

Он потянулся к бутылочке, но Альби поднял ее над головой.

– Я ее сейчас вообще разобью, если ты не ответишь на мой вопрос! – пригрозил он. – Говори, что он просил тебя написать!

– Только попробуй! – взвизгнул мальчишка. – Я тебя… Ты еще пожалеешь!

– Просто скажи, чего ему было надо, – повторил Альби, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя его тревога с каждой минутой росла. Он готов был избить этого сопляка и в то же время мысленно умолял его не упрямиться. «Скажи мне, – думал он. – Ну пожалуйста, скажи!..»

– Ему было надо, – проговорил мальчишка, передразнивая неправильную речь Альби, – чтобы я написал письмо.

– Это я знаю, – нетерпеливо прервал Альби. – Что было в письме? Я не шучу, слышишь? Вот как бог свят: я сейчас точно расколочу эту твою бутылку! – И в подтверждение своих слов он выплеснул на землю еще немного чернил.

Мальчишка скрипнул зубами, но, видно, решил не связываться с Альби, который был выше и сильнее. Кроме того, в драке бутылка с чернилами наверняка оказалась бы разбита вдребезги.